Через судьбу Евстафия Баслыка прошли две революции, две войны, ГУЛАГ и столько предательств и горя, что хватило бы и на десятерых. Он честно и мужественно нес людям православную Веру, Надежду, Любовь и Правду. О том, как это было, отец Евстафий рассказал в неоконченных «Записках священника».
На Дон и обратно
Евстафий родился в 1902 году в деревне Чижевичи, недалеко от Вилейки. Рано стал сиротой. Через два месяца после смерти мамы его отец привел в дом новую жену. Несправедливость и притеснение в семье запали глубоко в душу мальчика.
– Я ненавидел насилие, неправду, всю жизнь боролся с адом – во всех его проявлениях, был непримирим к злу. Эта борьба поглощала немало физических и духовных сил, создавала много врагов. Но я боролся, – признавался Евстафий.
Когда в 1915-м к Вилейке подошли немцы, Кондратий Баслык уехал с семьей на Дон. Беженцев в Новочеркасске приютили добрые казаки-старики. Здесь Евсташа пошел в третий класс. Вскоре отец вернулся домой, оставив нелюбимых детей от первой жены на юге России. Там Евстафий встретил революцию, поступил учиться в сельскохозяйственное училище, которое не закончил – пришлось вернуться в Вилейку. На Донской земле мальчишка, которому дали прозвище Короткий, окреп, подружится с семьей есаула, тот брал его с собой в казачьи лагеря, где он увидел много интересного, согрелся теплом сердец.
Возвращенцев отец встречает прохладно: детей не ждали. Грамотный, начитанный Евстафий стал учителем. В своих «Записках…» священник писал о том, как паны ненавидели белорусскую интеллигенцию, закрывали белорусские школы.
Тянущийся к Богу и знаниям, Евстафий Баслык в 19 лет поступил в Виленскую духовную семинарию. Там стал помощником регента в хоре семинаристов. Вскоре начал подрабатывать написанием нот. Они были нарасхват, один экземпляр попал даже в Кафедральный собор Минска.
Слово и дело
Во время учебы Евстафий женился на простой, доброй и очаровательной девушке Александре Ивашевич. Матушка Александра стала любовью всей его жизни, а после кончины от рака в 1943-м – самой большой утратой.
В 1926 году семинарист Евстафий Баслык был рукоположен в диаконы. В начале 1927-го посвящен в сан священника и вскоре назначен настоятелем церкви Благовещения Пресвятой Богородицы села Забрезье недалеко от Воложина.
Место настоятеля досталось молодому батюшке непросто, пришлось пройти через козни недоброжелателей. Но все разрешилось по справедливости. Летом в Забрезье к настоятелю приехала молодая жена с сыном.
– Это была лучшая пора моей жизни – как семейной, так и общественной, – так оценивал начало своей пастырской службы отец Евстафий.
Молодой настоятель, произносивший с амвона горячие проповеди, сразу привлек внимание. До его приезда прежний священник проповедей не читал, и люди стали уходить к баптистам, влияние которых в местечке росло.
Настоятель начал ремонт церкви, которая постепенно стала приобретать божеский вид.
Настоящим праздником стало прибытие накануне Вербного воскресения по железной дороге колокола, отлитого на пожертвования прихожан. Все это время батюшка отчитывался перед паствой о каждой потраченной копейке.
– Слово священника никогда не должно расходиться с делом! – говорил он.
Вечерний звон
Еще настоятель организовал в Забрезском храме лучший в округе церковный хор. Под крышей Святоблаговещенского храма звучали не только церковные песнопения, но и знаменитый «Вечерний звон». Эта песня, как и молитвы, прошла через всю жизнь Евстафия Баслыка. Ранее ее исполнял в семинарском хоре, а позднее – в лагерях ГУЛАГа.
– Пение стало носить народный характер – люди начали петь вместе с хором. Осталось перевести хор в церковь, – рассказывал батюшка, вспоминая лучший в своей жизни период служения в Святоблаговещенской церкви Забрезья.
Ведь тогда его радовали не только пастырские труды, но и семейное гнездо, которое с любовью обустраивала матушка Александра, а также улыбки детей – своих и жителей села: батюшка преподавал религию в 6–7 классах.
Выброшу в Большевию!
А вот как Евстафий описал жизнь в Забрезье, под Польшей, но в другой – более поздний период:
– Православному стало трудно устроиться на приличную работу – только чернорабочим.
Католики предавали публичной анафеме осмелившихся при браке перейти в православие. Заходили в храмы, громко возмущались. После венчания молодых забрасывали палками и камнями. Вели работу по расторжению смешанных браков. Новый ксендз обещал проводить в костеле «православные» службы и стал зазывать туда местных православных. Некоторые пошли, а власти стали требовать от настоятеля Святоблаговещенского храма проповедей на польском – для православных поляков. Бискуп Матеуш топал ногами на троих православных священников-бунтарей, в числе которых был и отец Евстафий:
– На чьем возу едете, на польском? Должны по-польски и петь – или выброшу вас в Большевию!
И все-таки принял меры: осенью 1937-го всех троих лишили приходов.
Счастье – в единении с великой Родиной
Когда пришло 17 сентября 1939 года и в числе встречающих советские войска увидели отца Евстафия, танкисты закричали:
– Поп! – и покрыли батюшку матом.
– Больно было видеть, что некогда святая Русь, давшая миру целую плеяду писателей, стремившихся воспитать Человека с большой буквы, дошла до такого убожества и падения, – вспоминал отец Евстафий.
Видя, как народ стал делить помещичье добро и драться за коров, батюшка раздал свое имущество, оставив себе только буренку и минимум того, что нужно для семьи.
– Вам нужно стать проще. Кончайте сажать цветы, они не в почете в СССР, – советовал отцу Евстафию офицер, а райфинотдел райисполкома насчитал семье настоятеля 7 тысяч рублей налога. Эта сумма превышала в несколько раз общий доход священника. Не заплатишь? Будем судить за сокрытие доходов, за саботаж!
И это не все. Председатель колхоза за то, чтобы корова священника ходила в общем стаде, взял с него плату в пять раз больше, чем с других односельчан.
От Евстафия Кондратьевича требовали, чтобы «завязал» с церковью, отобрали землю, конфисковали несколько снопов ржи, имущество, а предрайисполкома решил «купить» его должностью главы банка. Только уйди из настоятелей! Не ушел.
Фронт был повсюду
Утро 22 июня 1941 года началось гулом самолетной армады, летящей на восток.
– На утренней службе призвал всех к спокойствию и к молитве за Родину, – вспоминал Евстафий Кондратьевич.
На третий день в Забрезье въехали немцы – на мотоциклах, грузовиках. С начала оккупации они держали под прицелом коммунистов, к остальным подозрительно присматривались. Настоятель Забрезской церкви, имевший право на выдачу документов, подтверждающих личность, многих спас. В том числе предсовета Ковалевского, которого немцам сдал предатель. Батюшка не только дал ему документ, но и помог добраться до безопасного места.
Неудачи на фронте ожесточили немцев.
– Фронт был повсюду. На каждом шагу. В любом месте могли появиться народные мстители. Такая обстановка нервировала фашистов, – вспоминал Евстафий Баслык.
Они стали звереть – сжигать и расстреливать людей. Так, каратели сожгли евреев Забрезского гетто, жителей села Доры, согнав их в местную деревянную церковь.
– Это делали люди, на пряжках ремней которых было написано «С нами Бог», – упоминал в своих «записках» священник.
В апреле 1943-го умерла супруга. На сердце батюшки остались пустота и страдания, но он не роптал:
– На все воля Господня. От судьбы не уйдешь. Слава Богу за все…
Отступая, 3 июля 1944 года немцы подожгли Забрезскую школу, волость и церковную сторожку. Храм уцелел.
От сумы и от тюрьмы
Отец Евстафий прослужил на Забрезском Благовещенском приходе 19 лет. В марте 1947 года его назначили настоятелем Александро-Невской церкви в Минске. Службу в новом храме он также начал с ремонта. Поставил на должный уровень богослужение, увеличил штат сотрудников. Прихожане стали тянуться к настоятелю. Вскоре приход стал самым крепким и обеспеченным в послевоенном Минске.
– Чудес я не творил. Просто добросовестно исполнял свои обязанности, – сказал позднее отец Евстафий. Популярность его проповедей росла с каждым днем. Чтобы уменьшить влияние православия в столице Беларуси, батюшке предлагают ехать епископом в Польшу, а заодно стать осведомителем.
– Боясь сделать людям зло, я сознательно уклонялся от ожидавшей меня «карьеры», богатства, внешней славы – сознательно обрек себя на холод, голод, может, даже смерть на диком Севере. За чечевичную похлебку, за тридцать сребреников, за карьеру и сытую жизнь многие готовы продать все, в том числе и Бога. Я не боюсь славы «предателя», ибо «блаженны изгнаны правды ради» – говорит Спаситель. Я боюсь заслуженных проклятий, они страшны. Я сам учил этому с амвона людей, – объяснял свой поступок священник.
Спустя три года после переезда в Минск, 21 февраля 1951 года, Евстафия Баслыка арестовали и поместили во внутреннюю тюрьму МГБ – так называемую американку. К этому он давно уже был готов…
Фуфаев знает как
Семь месяцев Евстафия Баслыка вызывали на ночные допросы, используя лжесвидетельства, доносы и наветы, часто данные своими же священниками. Следователь, капитан Фуфаев, требовал от батюшки признать участие в подпольных белорусских организациях, сотрудничестве с немецкими оккупантами и то, что он сам был почитателем Гитлера и молился за его здравие.
Священник был как скала – ничего не признал. Хотя чего это ему стоило…
Осенью 1951-го Евстафия Баслыка приговарили к 10 годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере, а в феврале 1952 года отправили в Воркуту – в царство Белого Безмолвия.
Суровость Белого Безмолвия
Отцу Евстафию как «политическому» доставались самые суровые условия работы, где приходилось орудовать кайлом, топором и лопатой. Он был разнорабочим на шахте, таскал бревна. На строительстве ТЭЦ-2 Воркуты с другими заключенными копал ямы и траншеи – в вечной мерзлоте. Когда не было воды, вместе со всеми мылся снегом.
– Мне пришлось испить всю полноту горечи и мук, которые выпали на долю советского народа. Тогда государство объявило беспощадную войну религии, поставив себе целью полное ее уничтожение, – вспоминал батюшка.
Но и в лагерях были люди, с которыми он делил горький хлеб, а вернее, пайку ячменной сечки с подгоревшей картошкой, овсяной кашей. Настоящим подарком судьбы для него стала встреча в колонии с человеком широкой души – донским казаком Алексеем Быкадоровым. С ним говорили и не могли наговориться, пели любимый батюшкой «Вечерний звон»… Расстались в мае 1962-го: отца Евстафия отправляли далее по этапу, а Алексей оставался в ИТК. Они оба плакали. Чувствовали, что больше никогда не увидятся.
Остаться человеком
Позднее у заключенного Баслыка были обязанности и полегче – работал в бригаде плотников хозяйственным десятником, регистратором в больнице для заключенных. Но и здесь он оставался пастырем – вел духовные беседы с теми, кто не хотел жить и находился в депрессии. Простые человеческие слова участия в лагерях для измученных непосильным трудом и заточением людей были особо дороги.
В 1955 году после развенчания культа личности Сталина заключенному Евстафию Баслыку заменили наказание на вольное поселение. А это уже и зарплата, на которую можно купить еду, одежду, снять угол. В мае 1956-го батюшка покинул Воркуту. Поехал в Вологду, где ему предложили место священника в кладбищенской церкви.
От Вологды до Минска
Именно в Вологде началась светлая полоса в жизни пастыря. Вскоре его перевели в Великий Устюг – на службу в Свято-Прокопьевский храм, а с 1959-го – настоятелем Кафедрального собора Вологды.
Потом ожидал новый переезд, ближе к малой родине – в Смоленск, где он стал настоятелем Кафедрального собора. Однако когда в его обязанностях как секретаря епархии появилась необходимость участия в закрытии церквей, в 1962-м, по достижении пенсионного возраста, Евстафий Баслык принял решение уйти и вернулся в Минск. Поселился у дочери, хотя в прописке местные власти Евстафию Кондратьевичу отказали. Дочь обратилась в Верховный Совет БССР, и справедливость восторжествовала к концу 1963 года.
В Минске отец Евстафий получил место регента малого хора Минского Свято-Духова кафедрального собора. На Радуницу 6 мая 1970 года во время управления архиерейским хором ему стало плохо. Через три дня умер от инсульта.
«Записки священника» отец Евстафий закончить не успел. Но даже в таком виде они учат нас оставаться собой, быть честными, нести в душе Веру, Надежду, Любовь – к Родине и своим близким.
beltaplus.by